Тут еще что в продолжение к Корчинскому

«У эстета Пушкина, у опростившегося графа Л.Толстого, у апостола городской суетности Достоевского, у циника Блока – у всех у них всё идет вперемешку: добро и зло, ложь и правда, краса и погань, чтобы уничтожить в общем хаосе все этические ценности; чтобы доказать, что разбой – это свобода, что душегубство – это любовь, что неравенство – это бунт против Бога, что краса – это грязь и свинство. Чертовская мешанина всех домыслов, всех «за» и «против», всех «да» и «нет», «разрешено» и «запрещено», всех разниц между правдой и ложью, добром и злом, красой и гадостью, отрицанием всяческой дисциплины. И это – и в морали, и в политике, и в общественной жизни» (Д.Донцов, «За яку революцію»).
«Что характеризует героев московской литературы? Моральная слабость и стремление оправдать эту слабость изъянами самой жизни. Мечты о будущности и полная неспособность осуществить эти мечты в современности. Чацкий у Грибоедова бежит от отвращения жизни. Рудин и другие «гамлеты» Тургенева, или Обломов и Райский у Гончарова – бесплодные говоруны-лодыри. Эпилептики Достоевского, свихнувшиеся существа Чехова, «лишние люди» - вот это и есть типы московской литературы… Любимые герои Достоевского – это не бунтари, но «униженные и оскорблённые», или «страдальнички», которые безропотно сносят незаслуженное зло, которые упиваются терпением (Макар Девушкин, Нелли, князь Мышкин). Сочувствие не к героической душе, но к раздавленному телу. Потребность быть утихомиренным, отшлёпанным. Чехову наиболее симпатичны неудачники, Гончарову – Обломовы, Достоевскому – эпилептики, Толстому – Иванушка Дурачок и Платон Каратаев, «бунтарю» Горькому – покрытый гнилыми язвами калека. Что это? Это – апофеоз убожества, это – бунт ничтожества против сильного, бесплодного против творческого, вырожденцев против здоровых, против тех, кто не гнётся; это – бунт хаоса против строя, смерти против жизни…»
«Идеи, которые привнесла московская литература в сокровищницу народов, являются теми же, что и в её пушкинскую епоху, и в горьковскую и большевистскую. Среди этих идей нет идей величественного, а есть идея полезного; нет идеи красы, а есть идея «полезного»; нет идеи личности, а есть идея массы, отары; нет идеи чести, порыва, а есть страх жизни и «грусть и тоска безысходная».
«Запад знает Дон-Кихота, Фауста. Московия – босяка М.Горького и Иванушку Дурачка, который бегством от врага хочет сломить его волю. Типы, которые никакой Диоген не найдёт на Западе. Рыцарство и верность – это основные признаки английской литературы. Литературным типом же московской литературы был безумный бунтовщик, бездумный раб; в обоих случаях – хам, начиная от униженного, идеализированного мужика и заканчивая хулиганскими типам Есенина. Глубокие идеи и глубину содержания даёт лишь общество с напряжённой, разноцветной, активно творческой жизнью. Московия никогда таким обществом не была. «Она не дала миру никакой идеи, ничем не послужила человеческому прогрессу» - свидетельствует московит Чаадаев. Да как же она могла дать какую-либо идею? Всякую же идею порождает свободная мисль свободного человека; она была на Западе, а Московия такой не была. Потому-то на Западе сформировался тип независимого человека, а в Московии тип раба и деспота в той же самой личности» … (Д.Донцов, «Наша доба і література»)